Поиски Рихтера, наконец, увенчались успехом – его глазам предстала многозначительная вывеска «Треснувшая Бочка», на заднем плане которой было изображение чего-то в действительности подобного бочке, из которой выплёскивалась потоком жидкость. Постоялый дом выглядел многообещающе – добротное деревянное здание, рядом с которым находился колодец и, что было для инкубуса важнее, конюшня. Рихтер подозвал мявшегося рядом мальчика и вручил ему повод, но тут же смерил щуплого паренька скептическим взглядом.
- А справишься? Его распрячь надо и накормить мясом сырым, килограмм пять.
- Мне дядя Сида поможет, он у нас главный конюх, - шмыгнул носом сорванец.
Рихтер пожал плечами и снял с седла закреплённую поклажу и копьё. Таверна встретила его людским гамом и музыкой. Скучающий за стойкой трактирщик, увидев нового посетителя, живёхонько подошёл ко входу и как мог, попытался перекричать толпу:
- Чего изволит славный рыцарь?
Инкубус протянул трактирщику золотую монету и, вторя громкости владельца заведения, ответил:
- Мне бы комнату на ночь и еду туда принести. Устал с дороги.
Трактирщик согласно закивал и поманил паладина за собой сквозь столики к дальней двери. Рихтер встретился взглядом с симпатичной служаночкой и благодушно подмигнул ей. Та зарделась и быстро прошелестела подолом платья мимо него, но инкубус явственно ощутил заинтересованный взгляд в спину. Вторая дверь отгородила Рихтера от шума главного зала, трактирщик повёл его к свободной комнате и предупреждающе открыл дверь пред ним.
- Вот, располагайтесь, сударь. Сейчас Вам принесут чего-нибудь вкусненького.
Рихтер оказался в небольшой, уютной комнате с ковром, кроватью и письменным столом, на котором располагался масляной светильник. Он снял амулет с шеи, негодующе коснувшись раздраженного участка кожи, к которому касалась цепочка чёрного серебра. Хоть он и научился несколько подавлять последствия прикосновений к опасному металлу, видимо душа демона была слишком черна для принятия света. Инкубус положил шлем на стол и ослабил крепления на доспехах, после чего водрузил латы на стул. Переход был слишком опасен, дабы паладин позволил себе хотя бы на час освободиться от лат, но сейчас, в одежде на кровати он блаженствовал, расслабив мышцы. Деликатный стук в дверь прервал его полудрёму. В комнату проникла виденная Рихтером ранее служанка с подносом, на котором располагалась бутыль вина, несколько перепелов и сочная грудинка. Поставив снедь на стол, она выжидающе стала в центре комнаты. Лишь затем инкубус удосужился обнаружить её присутствие. Смышлёная девица уразумела, что рыцарь ныне не в духе, и извлекла из кармана горсть серебряных монет.
- Ваша сдача, сударь.
Рихтер не заметил повторного хлопка двери, известившего об уходе служанки. Его мысли устремились в прошлое, во время, когда он принимал обеты и стал на тропу паладина. Инкубус пытался не думать о том, что оклемавшийся от шока архиепископ наверняка сразу же вычеркнул его имя из списка праведных воителей и распространил слухи об одержимости Рихтера, но мысли то и дело наталкивали на неутешительные выводы – хорошо, если его помыслы и ожидания поймёт хоть кто-то.
Рихтер запер дверь на ключ и откупорил бутыль. Он приблизил нос к горлышку и втянул запах. С того момента, как его пытались отравить, инкубус стал излишне осторожным. Несколько глотков из бутылки смочили горло, оставив во рту горьковатый привкус. Демон был почти доволен жизнью и уже пожалел, что спровадил служанку. Ну, до утра подождёт уж.

Тянущаяся было к перепелу рука, остановилась. Вот уж чего Рихтер не ожидал, так это посетителей в своей комнате, а уж тем более вооружённых. Оценив расстояние до копья, инкубус обречённо вздохнул, но справедливо предположил, что если его не убили сразу – шансы прожить еще немного у него оставались. Рихтер скосил глаза на визитёра и узнал белую шевелюру недавнего безумца, разговаривавшего с самим собой в переулке.
Я не чувствую в нём прикосновения мрака, но… все его действия. Или, быть может, мои чувства притупились в эманациях, и я не ощущаю более даже того, что находится прямо передо мной? Он узнал во мне демона? Нет, невозможно. От людей мой облик скрывает идеально. Вероятно, тьма насылает на него мороки, вот я и не чувствую изменений в его душе, а он беседует с пустотой и видит в людях демонов. И как он проник в комнату незамечено? Я настолько устал, что потерял бдительность?
- Опусти оружие, я не причиню тебе вреда. Ты немного болен, но пришёл туда, куда надо. Я сумею тебе помочь, - мягким, бархатистым голосом произнёс Рихтер, доверительно разводя руки.
Инкубус не видел зримого выхода из ситуации, если человек окажется слишком одержим – одному из них смерти точно не миновать. Рихтеру едва хватило бы сил на то, чтобы уйти в демонический мир, да и терять экипировку и Дахуса было бы непозволительной глупостью. Опасение и бесчисленные догадки также вызывало у Рихтера появление гостя в запертой комнате.
Что, если меня вычислила демоническая центурия, и направила человеческого убийцу-колдуна? Прошло уже более ста двадцати лет, но память у них долгая.

Отредактировано Рихтер Азабет (09.02.11 19:57)

- Я – верный слуга Риама всевидящего, Рихтер Азабет. А прибыл я… - Рихтер на мгновение задумался, вспоминая территориально, куда же он попал после побега из монастыря, - мой путь ведёт от озера Старой Башни. Целью моей поездки является сгустившаяся от неверия в сердцах людей тьма.
Рихтера слегка покорёжила нетактичность вломившегося в его комнату человека, который мало того, что не представился, так еще и норовил заколоть инкубуса мечом. Но, что удивило его более всего – этот человек точно знал потустороннюю сущность паладина. И также сильно он был уверен в том, что в ближайшее время говорить о том, кем он является – стало бы финалом трагедии в два лица.
- Однако, с какой целью ты меня преследовал? – чуть изогнув бровь, полюбопытствовал Рихтер, - не всякую тьму след рубить с плеча, для иной пригодится простая свеча, - напевно продекламировал он часть одного из любимых канонов чуть погодя.

Отредактировано Рихтер Азабет (09.02.11 22:51)

- Я не охотник. Я обычный смиренный служитель Риама, поддерживающий слабых и наставляющий сбившихся на путь истинный. Мне достаточно знать, что здесь царит тьма, а уж методов бороться с ней всегда лишь два. И пока есть возможность не обагрять оружие кровью невинных – я ей воспользуюсь.
Инкубус почувствовал себя менее стеснённым, хоть собеседник и не ответил ни на один из его вопросов. Возможно, он нашёл союзника, хотя бы временного. Но жажда убивать у того смущала паладина, люди должны быть более стойки и осознавать, что убийство ведёт к очередному убийству, и очистить свою душу с каждым разом становится всё сложнее.
Не ограниченные моральными принципами люди приводили его в замешательство. Рихтеру всегда было сложно найти с такими общий язык, не прибегая к крайним методам. И даже, если беловолосый юноша окажется союзником, следовало действовать как можно осторожнее со своей основной ипостасью – в человеческой личине инкубус был крайне ограничен в средствах, но вот увидев демона, на него едва ли смогут реагировать адекватно, тем более при текущих реалиях.
- В борьбе с тьмой не может быть ничего важнее спасения душ. Всякая поглощённая или убитая лишь затягивает петлю. Надеюсь, ты осознаешь это, прежде чем примешься бездумно уничтожать любые тёмные оттенки.

Рихтеру не нравились угрозы в его сторону, как явное указание на то, кто тут хозяин положения. Он приехал сюда не наживать врагов, а бороться за благополучие несчастных. Что двигало тем белобрысым юношей? Уж явно не беспокойство за людей, раз он так легко обнажает клинок. А это уже говорило о том, что паладину с ним не по пути, ополчись он хоть против всего зла в мире.
Инкубус выбрал самого аппетитного перепела и принялся обгладывать его до костей, не забывая запивать вином. По добру ему было бы неплохо еще и позвать служанку, но это дело не терпело спешки, да и важнее для него были чувства и комфорт смертных, визитёр же, скрывшийся также внезапно, как и появился, видимо не располагал к длительному отказу от его предложения.
По завершению трапезы, инкубус омыл руки и вытер их полотенцем. Он еще колебался, раздумывая, стоит ли идти. Значительную роль в его решении сыграло и то, что человек так и не назвался – доброжелатели себя никогда не ведут подобным образом. Рихтер извлёк из дорожной сумки две небольшие стальные чаши и положил их на полу по обе стороны от себя. Содержимое небольшого мешочка перекочевало на обе чаши. При помощи огнива паладин разжег обе чаши, и по комнате распространился запах мивы.
Рихтер положил свою чёрную атласную рубаху на кровать и надел амулет Риама на шею. Под чёрным серебром потянулись тёмные струйки пара, но инкубус этого даже не заметил. Твёрдым голосом его молитва звучала в помещении:
- Сын Риамов взывает к тебе с благодарственной молитвой, о всевидящий. Да будет глас твой отражаться в моих устах, а твоя непоколебимость станет оплотом моей веры, отец. Не совершу я ни одного деяния, недостойного твоего верного стража и буду вершить правосудие так, как вершишь его ты. Благодарю тебя, Риам, за то, что придал мне сил, не отвернулся и приютил под своим крылом.
Если бы вера не учила незыблемости убеждений, то Рихтер наверняка бы испытывал сомнения – слышит ли его Риам, не думает ли о том, что молящийся ему инкубус – богохульник, решивший поглумиться над древним. Но паладин твёрдо знал – его молитвы были услышаны и приняты, как от равного.
Эти мысли зажгли в его душе огонь, придали сил, испарили последние капли усталости из тела Рихтера. Он надел рубаху и положил амулет поверх, стараясь, чтобы цепочка больше не контактировала с кожей. Рихтер постепенно облачился в латы, повесив щит на спину и взяв в руку копьё, паладин покинул таверну.
Инкубус заглянул в конюшню. Его встретил взглядом сидящий на табурете здоровенный детина. Очевидно, тот самый дядя Сида. Рихтер подошёл к стойлу, где блаженно лежал ездовой ящер.
- Привет, дружище. Ты как?
Преданные жёлтые глаза с вертикальными зрачками уставились на хозяина, а раздвоенный язык затрепыхался меж губ.
- Вот и славно. Я сегодня еще немного пройдусь, а ты отдыхай. Завтра у нас тяжёлый день.
Рихтер осторожно погладил латной перчаткой чешуйки на голове и ушёл. Куда он собирался идти – паладину было неведомо. Всё, чего он хотел – дабы эта какофония чужой ярости, боли, страданий прекратила звучать в городе. Инкубус повесил копьё за спину под щитом и побрёл по постепенно пустеющим улицам. Его внимание привлекла чья-то вспышка гнева, не особо сильного, но являющегося лёгкой поживой для тьмы. У двора одного из домов по земле катались два мальчугана десяти лет, дёргая друг друга за волосы и отчаянно мутузя. Рихтер подошёл ближе и схватил обоих сорванцов за плечи, поставив тех на ноги.
- Ну, вот и зачем вы дерётесь? – негодующе произнёс паладин, опускаясь перед ними на корточки и поднимая забрало.
- Он меня слабаком назвал! – наябедничал стоящий слева, у которого начала бежать кровь из носа.
- Ну, ты же не добрасываешь камнем до забора кожевника Нивва, - ответил ему правый, счастливый владелец фингала под левым глазом.
- Успокойтесь. Сила не всегда проявляется в подобной удали. По-настоящему сильный человек знает, что он силён, и ему не обязательно это доказывать любому, кто так не считает. Был когда-то глупый рыцарь, который на любое сомнение в его могуществе начинал драку. Знаете, что с ним стало? – хитро подмигнул инкубус парням, - однажды его поколотил деревенский кузнец в трактире, смяв кулаками на том латы. А рыцарь с тех пор стал заикой.
Мальчуганы заулыбались, заслышав конец короткой притчи. Рихтер снял перчатки с ладоней и водрузил руки на лица мальчишек, запев:
- В его благодатном свете зажили бы счастливо дети. И в твёрдом отцовском завете, звучало - денница отметил. Возрадуйтесь ближним, дарите покой. И верой своей поддержите рукой…
Кожа рыцаря озарилась лёгким свечением, а синяки и ушибы на драчунах постепенно сходили на нет. Инкубусу было необходимо поселить в детях капельку восхищения – это чувство сильнее любых других заставляет стремиться в таком возрасте к тому же, что делают их кумиры.
- Дядя рыцарь, а Вы кто?
- Я – паладин Риама, верный страж моего бога. Не деритесь больше, хорошо?
Рихтер оставил восторженных парней, уходя и размышляя о постоянстве добра и зла.
Гнев этих мальчишек, может быть, и кажется каплей в море, но если упорно взращивать в их сердцах чуждые тьме чувства, они смогут помочь и другим, а те – последующим. Возможно, я смог более трезво, без злобы смотреть на тьму именно из-за моей сущности. Если я смог поселить в себе свет, то почему другие не могут? А я уж помог бы им обрести свой путь, как живой пример.